1.
Вряд ли осмелится кто обозреть
город чумной - эту полую сеть, -
там смерть.

Флагами траура воронов тьмы
реют. Завидует со стороны
коршун - попутчик чумы.

Лугом обходит испуганный смерд
вал, за которым хозяйствует смерть, -
в темени ужас, и косит он
под музыку хриплых ворон.

2.
Лежат на улице трупы не погребенные.
Воем больных в городе воют дома, -
это чума - шишки чернеют бубонные.
Самая страшная в мире из войн - это чума.

Гусары еще своими конюшнями хвастают
и сталью дуэлей тоненько дребезжат,
и маски по городу шастают, еще идет маскарад.

3.
По улицам катятся, катятся трупные дроги,
закутанные, как мумии, похоронщики
безмолвно за ними передвигают ноги -
костями гниющими устланы все дороги.

И воздух лежит, как спрессованный слиток заката
над городом, где даже камни страхом объяты.

Там в доме последнем бушует праздник последний.
Надтреснутые мандолины сходят с ума,
ведут хоровод надорванный арлекины:
кровь, поцелуи, вино прячутся за гардины.

Это чума. 4.
И голы и босы, в дырах - рубашки, глотки - в оскоме,
в подошвах - свинец, в путах колючих - сердца, -
мы вечно чужие, чужие в собственном доме.

Из нас нашу жизнь, что ни день, что ни час, без конца
выдергивают, как удилище на живца
Рыбу из моря и тут же швыряют на сушу.

На нас охотится горе, как жеребец на кобылу,
сочетается с нами, и гривой, как плетью, душит
нас, дышащих через силу.

Нас, голых и босых, синюшных от чумовой тоски
берет безысходность в стальные свои тиски.
Тупого отчаянья нож. Колкие камешки слез.
Но все же никто не лишит нас жизненных грез.